* Видится: старый призрак вспоминает о своем прошлом глубоко-глубоко в тумановом молоке, зарывшись в ворох белеющих лет, седых дней.
По тумановому полю бегут девицы лет пяти-шести, в чепчиках, в круглых подолах. Молоко вокруг все густеет, сбивается белыми сливками, вьется сливочными лабиринтами (где-то вдалеке покладисто ревет творожный Минотавр). Младшая сестрица, девочка с голосом тихим, как вода в дворянских прудах и такими же черными волосами, останавливается, завороженная плотной, словно из сливочного масла, колонной (Широй говорит, что измоченный дождем город пахнет маргарином; наверно, сестрица удивленно вдыхает текучий аромат сливок). Столб растет, клубится - призрак видит ее белесыми глазами, сквозь ребристую сетку волос, и одними губами, без слов и даже без шелеста в гортани, просит пройти вперед. Он все делает вид, будто напевает что-то, что, не в силах улыбнуться, округляет губы, целуя ее. Старый призрак видит сам себя, смотрит, как в облаке волосы девочки превращаются в пепельные волны, как светлеют без огня; как стремительно расширятся, закрывая почти всю радужку, зрачки; как индевеют колючим кружевом ее ресницы.
Он все смотрит - и под этим взглядом на месте босоногого загорелого ребенка появляется Снежная Королева, Тумановая невеста с хрустальными ногтями. и в жемчужном пространстве, заполнившем равнину, призрак плачет: за матовой завесой рыщет охотник-самурай, жаждущий его смерти. а за семью морями, двенадцатью проливами и бессчетным числом остророгих пиков девочка-невеста с темными глазами, с рестницами, оттаивающими на рассвете, убаюкивает его старые книги.